Джон Кризи - Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц.]
— Генералу Фузалу?
— Да-а.
— Через десять минут появится Тереза, сэр, — сказал Джонсон, понизив голос. — Мне говорили, это последняя фаворитка принца. Недавно он услышал, как она пела по радио, и прямиком отправился сюда. У этого человека упрямства не отнять, можете не сомневаться. Видел его собственными глазами, так что уверен: хотя бы отчасти, но эта история правдива. Мне даже жалко, девочке лет 16–17, не больше.
Роджер подумал: «Мне нет никакого дела до амурных дел принца. А вот итальянец, с которым якшался Барнетт в вечер убийства, совсем иное дело».
Однако он не мог так просто отделаться от мысли о пассии Азира. Он привык взвешивать и оценивать многие сведения, какими бы маловажными они ни казались на первый взгляд. Роджер относился к Джонсону весьма дружелюбно, зрелище итальянской певицы доставляло сержанту удовольствие, чуточку скрашивая его одиночество в Милане, это было замечательно.
Молчаливая толпа все нарастала. Через пару минут Джонсон наклонился к Роджеру и сказал по-английски:
— Все кругом перешептываются, что у принца с Терезой роман. Впервые вижу такую толпу.
Впрочем, такое скопление людей не способствовало уюту.
И тут появилась певица.
— О-хо! — подумал Роджер и искоса посмотрел на сержанта. Тот подмигнул. Глаза Джонсона с удовольствием уставились на маленькую синьорину, но в этом не было ничего примечательного. Точно так же глядели и все остальные. Девушка прошла скорым шагом, со смущенным видом. Она была маленькой по английским понятиям. Простое черное платье с рукавами до локтя очень украшало ее. Роджер отметил, что никакие иные вычурные туалеты не подошли бы к ее молодости. Она отличалась поразительной привлекательностью. И лицо, и фигура ласкали взор: конечно, мужчины без труда теряли из-за нее голову. Темные блестящие глаза, пушистые волосы, цвет лица, который с полным основанием можно было сравнить с персиком.
— Настоящая королева, верно? — прошептал Джонсон.
Роджер улыбнулся.
Но вскоре он перестал улыбаться, потому что в кафе появились Джанет и Виттейкер. Последний, кажется, совершил невозможное, раздобыв пару стульев. Они не заметили Роджера. Как только они уселись, рука журналиста свободно легла на спинку стула Джанет. Пару раз он слегка дотронулся до ее плеча. И, надо сознаться, Роджеру это не доставило удовольствия.
Девушка запела.
С первой же ноты стало ясно, каким кристально чистым голосом ее одарила природа. В зале сразу же наступила мертвая тишина, даже официанты перестали сновать взад и вперед. Никто не тянулся к стаканам, не ерзал на стуле, не прикуривал. Восторженные лица окружали девушку, а она пела предельно просто, не манерничая и не позируя. При такой внешности и голосовых данных ее место, несомненно, в театре.
Она исполнила три песни. Роджер не знал ни одной из них и не понял ни единого слова. Но это не имело значения. Важна была чистота голоса и искренность интонаций певицы. Она не издала ни одной режущей слух ноты. Роджер позабыл про Джанет, непочтительную руку Виттейкера, Барнетта, перепуганную девушку в отеле и итальянца, ради которого он попал в это кафе. Он не мог думать ни о чем ином, кроме волшебного пения. Так длилось до тех пор, пока девушка не замолчала.
Сначала даже не аплодировали. В зале царила завороженная тишина. Потом начались такие овации, что надо было их слышать, чтобы поверить.
Роджер заметил, что рука Виттейкера неотрывна от плеча Джанет. Журналист наклонился, приблизив свое лицо к ее лицу, и что-то сказал. Джанет покачала головой.
Черт возьми, какой нахал!
— Красавчик! — еле слышно проговорил сержант Джонсон, совершенно позабыв про субординацию. — Пришел человек, который тогда был с Барнеттом.
Роджер моментально отвернулся от Джанет и Виттейкера. Теперь все его внимание поглотил мужчина, который с трудом продирался через толпу. Его заметили два официанта и сразу же бросились на помощь. Оставшийся в резерве маленький столик был подвинут к нему, за него он сразу же уселся. Аплодисменты не ослабевали. Певица стояла, скромно сложив руки и улыбаясь с видом довольного ребенка, который рассказывал стихотворение.
— Уверены, что это тот человек? — спросил Роджер.
— Абсолютно, сэр.
— Как думаете, сможем мы проследить за ним?
— Попытаемся. Скорее всего где-то его ждет собственная машина. Всегда видно, денежный ли человек. Этот несомненно, хотя он и молод.
Роджер в знак согласия кивнул головой.
Ему хотелось получше разглядеть итальянца. Он заметил, что глаза его устремлены в сторону Джанет и Виттейкера. В равной мере Роджер хотелось перестать думать об этой парочке, он ругал себя за то, что сам устроил их интим. Ему многое не нравилось в Виттейкере, хотя до этого момента он не отдавал себе в этом отчета. Излишнее легкомыслие, а сегодня вот — трусость, которую журналист проявил при виде змеи. Впрочем, можно ли его за это винить? И то, как он бесстыдно признался, что с удовольствием стал бы приятелем Энн Пеглер, если бы не боялся немилости Северини. Каждый факт в отдельности можно объяснить вполне удовлетворительно, но сложите их воедино и добавьте, как нахально он тянул руки к Джанет, дотрагиваясь то до ее плеча, то до волос, и у вас получится весьма непривлекательный портрет.
«Но забудь про все это! Не будь дураком!» — сказал себе Роджер и переключился на итальянца. Ему было лет тридцать пять. У него была приглаженная, «припудренная» внешность, которая часто бывает у хорошо одетых людей. Правда, на гладко выбритых щеках в скором времени должна появиться иссиня-черная щетина, но сейчас придраться было не к чему. Его нельзя было назвать интересным, а всего лишь холеным. Довольно длинный с горбинкой нос, чувственные губы, вытянутые вперед, закругленный подбородок, который невнимательный человек мог бы назвать слабовольным.
Его губы раздвинулись, когда он слушал пение девушки, а глаза полузакрылись, так что можно было предположить, что он задремал.
— Вот что я скажу вам, сэр, — проговорил очень серьезно Джонсон. — Самое простое подойти к нему и предложить ответить на несколько вопросов в отношении Барнетта. Моих познаний в итальянском вполне достаточно, чтобы определить, врет он или нет. Ну, а коли он перейдет на английский, тогда все упростится. Я однажды слышал, как он разговаривал с английской парой. И если не считать акцента, говорил он по-английски так же свободно, как вы или я. Можете доставить себе удовольствие, сэр. Но если мы его потеряем, потом можем об этом здорово пожалеть: кто знает, наскочим ли мы на него вторично.
— Сначала попробуйте выяснить у официантов его имя и откуда он, — распорядился Роджер.
— О’кей, сэр. — Джонсон повиновался, но без всякого удовольствия.
Он переговорил с официантом. Тот обещал все выяснить и исчез.
Девушка спела на бис несколько песен с той же подкупающей искренностью, публика по-прежнему буквально не осмеливалась пошевелиться. Только пальцы Виттейкера продолжали касаться Джанет.
Певица умолкла.
На этот раз она спустилась с эстрады и поспешила к двойным дверям. Вряд ли когда-нибудь «Ла Скала» или Альберт-Холл слышали такие бешеные аплодисменты. Нет, это не просто хорошая исполнительница. Она бесподобная, и должно было прийти время, когда она…
Проклятый Виттейкер. Он снова дотронулся до плеча Джанет и что-то прошептал ей на ухо.
Но тут к Джонсону подошел какой-то человек и быстро что-то сказал по-итальянски. Сержант широко раскрыл свои маленькие глазки, сложил губы в виде буквы «О», потом перегнулся назад и сообщил Роджеру:
— В отеле произошли неприятности, сэр. Муччи застрелен при попытке сбежать от полиции. Северини просит вас вернуться. Хотите, я останусь и выясню, что это за тип?
IX
Джорджио Парелли
Роджеру пришлось принимать решение: возвращаться ли с детективом в гражданском платье в гостиницу и узнавать, что же там произошло, или же сначала покончить со своим собственным делом. К этому прибавлялся развязный вид Виттейкера, его рука, надежно устроившаяся на плече Джанет. Впрочем, журналист наконец ее снял, и Роджер почувствовал большое облегчение.
Интересовавший его итальянец разговаривал тем временем с официантом. Деньги перешли из одних рук в другие. Официант встал за стулом посетителя, готовый отодвинуть его в ту самую минуту, когда гость приподнимется с сиденья. Люди, толпившиеся по краям зала, начали расходиться. Официанты неутомимо сновали между столиками, спеша выполнить заказы, задержанные из-за выступления певицы. В кафе вновь воцарилась шумная, оживленная атмосфера.
— Что вы сказали, сэр?
Джонсон великолепно знал, что Роджер не произнес ни единого слова.
Роджер опять посмотрел на итальянца.
— Вели посыльному передать Северини, что я скоро буду. Пусть он поспешит.
